Это не было похоже на охоту. Это было как сбор грибов. Не поиск, а сбор. Плантация шампиньонов. Племя юных совершенств сидело у костра и радовалось удаче. Куски пищи вываливались из слюнявых ртов, но ее было так много, что никого это не заботило. Они смеялись и жрали, и никто не думал о том, что все заканчивается — в том числе и этот замечательный вечер всеобщего обжорства. Боги ведь еще так молоды.

Грядка... Массовое самоубийство ацтеков.

Грядка... Упадок Рима.

Грядка... Декаданс.

Грядка... Великая депрессия.

Полуголый абориген зашелся от радости в крике. В стороне под деревом он нашел редкий, чрезвычайно вкусный гриб. Грязной пятерней, не донеся до огня, он запихнул его в рот... Проснувшись утром, Хэмингуэй понял, что жизнь бесполезна. Незачем...

Кто-то обосрался прямо во сне. Но большинство успело добрести до ближайших кустов. Пробираясь на дрожащих ногах меж деревьев, боги избегали смотреть друг на друга.

— Господи, помоги нам!.. Господи, господи... Господи, не дай мне умереть, господи! Господи, господи, пожалей мою старую мать! Господи!

Небритый старик в рваной грязной гимнастерке не выдержал. От пинка тяжелым ботинком парень рухнул на дно окопа и заплакал.

— Заткнись! — старый солдат перехватил ружье другой рукой и рывком посадил пацана рядом. — Тебя все равно никто не услышит...

Продолжает всхлипывать, парень, не отрываясь, смотрел на небо.

— Сынок, я всю жизнь на этой ебаной войне. В какое-то время я даже решил, что за этими облаками вообще никого нет. Но позже я понял. Они там. Они там, чтобы гадить на нас и смеяться.

Он достал из кармана трофейную пачку, прикурил, затянулся, закашлялся, сплюнул и повернулся лицом в ту сторону, откуда стреляли. В очередной раз выпустив из ноздри дым, он задумчиво скорчил губы и заявил:

— Хотя иногда мне кажется, что они просто не знают, что мы есть...

Через 17 секунд осколок разорвал ему кишки. И для него война закончилась навсегда.