Am Em A7 Em
В воздухе повисает молчанья куб.
Слова с трудом выползают из рваных губ.
Взглянуть на грязное месиво взошла луна.
Любовь на сосне повесилась – еще одна.
Мнется бумага с хрустом. Погашен свет.
На сердце было бы пусто, да сердца нет.
А утром между деревьев туман ползет.
Холодное нынче лето. Ну, вот и все.
Пойте, сказители, мудрости древнее слово!
Очи ленивые смертных простых открывая
Свету небесному радости, песни и пляски,
Шумному торжищу слуг с развороченной крышей
Кайфа свирепого с водочных чар – Диониса.
Пойте, сказители, тщетно себя вспоминая
И хохоча над рассказом хмельного собрата,
Что видели вас, заблудившихся в ножках дремучих
Стола, за которым недавно разлили по первой.
Пойте, сказители, мудрости древнее слово!
До раковин наших ушных докатилися слухи,
Что как-то порою холодной на стыке эпохов
Пятеро вдруг порешили собраться и выпить,
Чтобы душе дать покой после сдачи зачетов
И в кайф оттянуться в преддверии нового года.
Был там подросток нескладный, пришедший с Алтая,
Напрочь без башни и с нежной душою дитяти.
Все, памятуя о некоем сходстве с китайцем,
Звали его иногда госпожой Йоко Оно,
А более был он известен, как Lee Самородный.
Также присутствовал в группе сией архаичной
Некто с кликухой двойной – Боголюбский Володя.
Всех изводя до предела дурными речами,
Добрым он был иногда и остался известен
Пристрастием к птицам, а также склонностью к джазу.
В эту тусовку забрел непорочный ягненок,
Где-то на дачной попойке рассудок забывший,
Радуя нежными всех устами младенца,
Напрочь непьющий, здоровье свое сберегая,
Дылда хайратая, звавшийся коротко – Батя.
Также владелец квартиры, где все намечалось,
Чьею рукой недостойной написан сей опус,
Был паренек там в очках, с бородой и в тулупе.
Был неказист он и в смехе своем неумерен,
Прозван был Шведом, хоть не был совсем иностранцем.
Инициатором всей предстоящей поляны,
Кличем призывным сзывая народ, выступала
Шибко прелестная внешностью девушка Оля,
Альтернативную душу братков согревая
Нравом веселым и смехом своим повсеместным.
So, продолжим рассказ, песнопевцы седые.
Эта пятерка, чтоб встретиться, стрелы забила
На верхней ступеньке при входе того магазина,
Что ярко мигал в темноте красно-синей рекламой,
Где значилось, что он Перовский и универсальный.
В тщетной надежде найти огурцы и картофель
Четверо дружно облазили рынок окрестный
И, заодно, провели полчаса мимолетных,
Трепетно ждя появления Бати, который
Был знаменит опозданиями к месту встречи.
Ну, а когда собралась вся компания в целом,
Все порешили, что, в общем, достаточно будет
Десятка сосисок и двух коробов вермишели,
А кроме того, Lee привез с собой банку тушенки,
А Оля с Володенькой хлеба еще притащили.
И вот Боголюбский, помешанный буйно на птицах,
Рогом уперся, что хочет особую водку.
«Белым орлом» эта водка зовется в киосках,
Коих немеряно было в местной округе.
«Крепкая очень» и он «без нее не желает».
Словом, купили они все, что, в общем-то, нужно,
Сели в троллейбус и вскоре уж были на месте.
Хавчик нехитрый сготовив на скорую руку,
Сели за стол и айда придаваться потехе,
В душах веселое пламя «Орлом» разжигая.
Только, нежданно-негаданно, пакость случилась.
Долго сидели и водку почти что допили,
Да не цепляет поганая белая птица
Ну никого, кроме, разве, непьющего Бати,
Что, вылакав рюмку вина, поронял все бутылки.
Да то ли Орел оказался гордым и хитрым,
То ли ребята давно не бухали все вместе,
А только когда подвалила пора засыпанья,
И руки уже не тянулися больше к гитарам,
У всех посрывало остатки разрушенных башен.
В поисках спальной одежды для девушки Оли
Наткнулись ребята на ворох тряпья позабытый.
Надели на Олю чудесное белое платье,
На саван похожее, типа «Снегурочка-супер».
Решили спонтанно встречать новый год дэцл раньше.
Lee, словно Деда Мороз, влез в халат затрапезный,
Шапку напялил с ушами мохнатыми, ирод,
И в женских перчатках предстал затуманенным взорам
Бати с Володей, что были пока что не в курсе
И в шоке метались, увидев деда и внучку.
Швед ограничился лишь одеваньем халата
И заявленьем, что он, дескать, южная елка,
Зовите теперь, мол, его кипарисом зеленым.
И предлагал всем в опору прочные ветки,
А ветками руки свои называл, почему-то.
В общем, закончилось это стандартной больницей.
Батя с Володенькой там пациентами были,
А остальные – медперсонал сумасшедший.
Встретили год в шестой, всем известной, палате
И спать улеглись со смехом здоровым и детским.
Нам же, почтенные старцы, жалеть лишь осталось,
Что не почли ту тусовку присутствием личным
Личности типа серьезного черного Black’а,
Маленькой, знающей толк в поздравлениях Жени
И техно-парня со скромным именем Игорь.
Что же, сказители, песнь не окончена наша.
Сколько еще будет сборищ такому подобных,
Знает один лишь Дионис – хмельной забияка.
Так что, давайте закончим вопить восхваленья,
Лучше налейте за то, чтоб все было по-кайфу.
Покалечена, словно палками,
Снова плачет от боли погода.
Нагадала как-то гадалка мне,
Что осталось не больше года.
И стучит молоток под теменем,
Что не стану я человеком.
Я все чаще прошу прощения,
Только вот прощать меня некому.
И хотя мне не светит солнышко,
И тебе, почему-то, не весело,
Я люблю вас любовью художника,
Безнадежной любовью смертника.
И когда не хватает пороха,
И уже не бешусь я с жиру,
Тень твоя берет меня под руку
И уводит из этого мира.
, Останься