Когда привезли дедушку без штанов, Коля уже несколько дней был в сознании. Дед был без штанов, так как только что обоссался. Причем сделал это, когда его уже переодели в стандартные больничные робу и кальсоны. Кальсоны унесли стирать, новые принести забыли, и деда предстал нашим взорам в размахайке, которая едва прикрывала ему пупок. Дежурил Женя.

Дедушку уложили на крайнюю у двери койку. Он тут же попытался заговорить со своим соседом (в моей памяти он остался, как Крыса), но тот только что стырил где-то яблоко и сейчас собирался идти его прятать. Яблоко из его трясущихся рук выскользнуло и укатилось под кровать. Крыса как раз собирался его оттуда достать, но еще не знал, как. Поэтому на дедушку он не обратил никакого внимания.

На самом деле, собеседник деду был не особо нужен. Говорил он быстро, невнятно и несвязно, так что понять его было практически невозможно. Но если ему казалось, что его слушают, он начинал говорить еще быстрее и еще невнятнее.

Все это продолжалось довольно долгое время. Дед говорил, мы с Колей над ним смеялись, потом устали, потом принялись дружно его материть (кстати, я до сих пор горжусь, что в этом искустве не уступил такому ветерану, как Коля), ибо фонил он несравненно нудно и въедливо. Так это все и продолжалось, пока мы не поняли, что наши матерные трели только дают ему еще больший стимул к "беседе". Тогда Коля заткнулся, отвлекся и скоро заснул. У меня к тому времени от дедушкиных излияний так разболелась голова, что спать я уже не мог, хотя дело шло к ночи. Я даже чуть было не запустил в него металлической кружкой (хотя сомневаюсь, что с моей подачи она бы до него долетела). Удержали меня две вещи: то, что это все равно не помогло бы, и то, что кружка немедленно оказалась бы в лапах Крысы. Он один раз спер у кого-то жареную курицу, так ее нашли потом в давно уже опломбированном и чуть ли не заколоченном боксе. Дежурный врач тогда с большим трудом нашел ключ от того помещения. Как туда попал Крыса, останется загадкой навсегда. Так вот, кружка была хорошая, и мне не захотелось с ней расставаться.

Так я лежал, слушал дедушку и составлял про себя многоэтажные сложноподчиненные красивейшие дворцы из пяти-шести невзрачных кирпичиков, составляющих основу русского мата. Ни от головной боли, ни от дедушки это не спасало. Но тут вошел Женя, чтобы объявить отбой и потушить свет. Дед возликовал. Дед увидел человека, который отнесется к нему с пониманием. Дед встал. Дед вцепился Жене в штанину и стал его уговаривать. Суть уловить было сложно, но все дело сводилось к тому, что деду необходимо срочно, сию же минуту идти искать салазки. Женя воспринял это довольно спокойно, он вообще был довольно спокойный человек. Он тихонько толкнул дедушку в грудь и голосом дяди Володи из передачи "Спокойной ночи, малыши" сказал : "Спать пора." Дедушка приземлился на койку головой в стену. Это не помешало ему немедленно вскочить и броситься догонять свои уезжающие салазки в виде Жени. Дверь еще не успела окончательно и бесповоротно захлопнуться (в психушках на дверях ручки только с одной стороны — с наружной, чтобы выйти из палаты нужно иметь собственную съемную ручку, а они есть только у медперсонала), когда дедушка был уже в коридоре. Штаны ему так никто и не надел. Было слышно, как Жене предлагалось сто рублей, если они пойдут искать салазки. Когда деда внесли в палату за шиворот, цена возросла уже до двухсот. Когда дед пролетал над спинкой кровати, он уже был готов отдать половину ВСЕГО. Наверное, это ВСЕ находилось в салазках. После этого у Жени было несколько драгоценных секунд, чтобы покинуть палату — у дедушки перебило дыхание от удара о койку — но он ими воспользоваться не смог. Добрый, наивный человек, он остался, чтобы убедиться, что старичок уже в постельке и скоро заснет. Когда он опомнился, дед был уже в коридоре, где громогласно оповещал всех желающих и нежелающих о ходе торга по поводу салазок. При этом обивая себе колени собственными мудями. На этот раз деда влетел в койку прямо из коридора. После чего был схвачен при очередной попытке удрать и положен на вязки за руки и за ноги. Вязал сам Женя. К тому времени дед готов был отдать уже ВСЕ, лишь бы салазки нашлись. Но Женя остался глух к этой попытке подкупа и победоносно вышел из палаты, захлопнув дверь. Все, кто был способен расслабиться, расслабились. Казалось, эпопея с салазками закончена. Но не тут-то было. Минут через десять я, ворочаясь на грязных простынях, заметил, что дед СИДИТ. Это было принципиально невозможно, так что я даже не удивился. Коля уже сладко похрапывал, и я приготовился досматривать спектакль в одиночестве. Еще через пять минут деду удалось открыть дверь. Пользовался он при этом только своими пальцами. Мне тогда очень захотелось тоже иметь такие салазки, чтобы ради них можно было проделывать такое. Я слышал, как дедушкины босы ноженьки шлепают по коридору в сторону дежурки. В дежурке Женя сотоварищи обмывали победу над вредным старикашкой. Я представил себе, что сейчас будет. Священный процесс распития прерывать было нельзя.

...Женя забивал дедушку внутрь койки. Забивал уже долго. В основном в область почек. Почки, как потом выяснилось, были у дедушки серьезно больны, но ни Женя, ни сам дед об этом не знали. Поэтому Женя продолжал мудохать деда, а дед продолжал общаться с Женей. Правда, теперь в довершение ко всем недостаткам дикции, его речь стала квакающей. Я сначала не думал, что он доживет до утра (по отношению к кому-нибудь другому я был бы уверен, что тот не проживет и пяти минут). Но когда усердный русский парень Женя, привыкший доводить до конца любое начатое дело и не терпящий, когда его отрывают от стакана с медицинским спиртом, закончил работать руками, дед был еще в сознании. Правда, теперь он только скулил. Но, по-моему, все еще про салазки. Если бы не друзья, ожидающие Женю в дежурке, я думаю, в ход пошли бы ноги. Но обстоятельства сложились в пользу дедушки. Женя собрался уходить.

И тут вбежала та самая добрая врачиха. Она так вставила Жене, что ему почти стало стыдно. Она отвязала дедушку. Она объяснила, что у него больные почки и сахарный диабет, то есть на вязках ему лежать нельзя. Она почти вернула дедушке речь. Еще немножко, и он рассказал бы ей про салазки. Но в это время врачиха вспомнила, что больным надо спать, и увела Женю из палаты для продолжения экзекуции в другом месте. Еще с полчасика дед издавал какие-то звуки, потом уснул. По-моему, ему ввели снотворное помимо Жениной профилактики.

В эту ночь я так и не выспался.