Прошло полгода после первой операции. В ночь с понедельника на вторник 11.07.00 у меня разболелась голова. Колеса практически не помогали. Температура поднялась до 39С. Пару раз сблевал, после чего стало только хуже. Утром вызвали скорую. Врачиха посмотрела, прописала еще какие-то таблетки, сказала, что возможен менингит, предложила лечь в больницу. От больницы я отказался наотрез, мол, полежу, и все пройдет.

Не прошло. Становилось еще хуже. Заснуть не получалось. Башка болела все сильнее. К двум часам дня скорую вызвали второй раз. Приехали два здоровых амбала. "Ну-ка, — говорят, — на спинку лягте" — и давай мне ноги к голове гнуть. Прямые. Я особо гибким никогда не был, о чем им и заявил. Мол, не спортсмен я, отпустите. Хотя самому стало странно — ноги поднимались максимум градусов на 60 от горизонтали.

Эти добры молодцы диагноз поставили однозначно — ноги не гнутся, значит, менингит стопудовый. И отвезли меня в 1-ю городскую инфекционную больницу. Там у меня взяли пункцию спинномозговой жидкости. Это когда в позвоночник втыкается иголка и отсасывается то, что внутри. После этого надо лежать на животе час, не шевелясь, а потом еще сутки не вставать.

После пункции сомнений не осталось. Острый гнойный менингит. Мне поставили капельницу и начали серию уколов димедрола. На следующий день голова прошла. Менингит, как выяснилось, такая болезнь, при которой день или два болит голова, а потом месяц — жопа. Потому что димедрол колют по пять раз в день. На третий день уже сидеть проблематично.

Сначала мы в шестиместной палате лежали вдвоем. Я и Миша. Славный такой мужик, приколист. У Миши случай был посерьезнее. Лежал он уже неделю и отпускать его не собирались. Его зацепило так, что память отказала. Он потом рассказывал: "Когда мать ко мне пришла, я ее почти сразу вспомнил. Она мне телефон свой записала (вернее показала, где он у меня записан). Позвонил я ей как-то вечером, а она спрашивает, не приезжала ли ко мне жена. О-па, думаю, а я, оказывается женат. Два дня потом мучился, пытался представить, какой у меня вкус. А когда, наконец, приехала, понравилась".

Но к моему появлению Миша уже память восстановил. Мы быстро нашли общий язык, и, если бы не этот долбанный димедрол, то просто чудно бы проводили время. Юмор у него тоже был довольно циничным, смеяться над собой он любил не меньше моего, и ржали мы целыми днями.

А потом случилось совпадение из разряда тех, которые принимают за знак свыше. Как только боль отпустила, я задумался, что бы мне почитать. И вспомнил, что давно хотел обновить в памяти "Героя нашего времени". Как раз сейчас было время и место, чтобы это осуществить. На третий день мама привезла мне книжку, к вечеру я начал ее читать. Но потом мы пошли с Мишей покурить, и я ее отложил, не прочтя и трех страниц.

Четвертый день. Утро. К нам в палату привезли третьего менингитчика. Шестнадцатилетний паренек. Когда он немного отлежался, мы стали знакомиться. Родом он был из Казахстана, хотя жил в Москве, звали его Азамат. А когда он уснул, я вернулся к "Бэле" и минут через пять дочитал до разговора Казбича с... Азаматом, братом Бэлы! Думаю, не надо говорить, что со времен школьной программы в голове у меня осталось только имя Печорина, поэтому шок я испытал неслабый.

Больница была инфекционная. Наш недуг считался элитным — палата была самая чистая. В остальном это был, мягко говоря, гадюшник. Люди, которые встречались в коридоре, изобиловали какими-то струпьями и лишаями по всему телу. Сортир был общим. За ручку его двери мы старались не браться. Да и вообще старались лишний раз не прикасаться ни к чему.

Очень сильное впечатление на нас с Мишей произвела одна встреча. Где-то часа в два ночи мы пошли в сортир покурить на сон грядущий. Больничный коридор. На посту никого. Тишина. Приглушенный свет. Докурили, выкинули бычки. И тут слышим в коридоре зловещее такое шарканье. Приближается. Ну да и хрен с ним — открываем ногой дверь (чтобы руки не пачкать)... А на нас из полутьмы движется нечто, завернутое с головой в одеяло — только глаза белеют. Просто очередной прокаженный поссать шел. Миша, когда в себя пришел, сказал, что попал он сюда с менингитом, а увезут его, похоже, с инфарктом.

Неделю мы с Мишей стеблись над Азаматом. По-доброму, конечно, хотя и перебарщивали иногда. Паренек еще не был готов к стебу такой плотности. А уж если он начинал хвастаться своими любовными похождениями... Но сейчас я уже все это основательно подзабыл. Зато прекрасно помню, как отыгрался Азамат.

На восьмой день лечения мой курс уколов завершился. Миша в тот же день закончил второй курс. То есть я принял около 40 порций димедрола в задницу, а он — 80. Медсестры уже не знали, куда нас колоть — жопы что у него, что у меня представляли собой один сплошной синяк. На девятый день нам всем троим по-очереди должны были делать повторные пункции. Весь ужас был в том, что если после них сутки вставать нельзя, то, значит, мы остаемся на день без курева.

Я посоветовался с мамой, она поговорила со знакомыми врачами. И, наблюдая, в каком мы с Мишей находимся трауре, рассказала, что это правило для перестраховки. Дальше мы слушать не стали.

В 10 утра на экзекуцию отвезли меня, потом Мишу. Азамат был последним. Результаты должны были сказать к вечеру. Положенный час на животе мы с Мишей честно выдержали. Правда, я при этом читал, а Миша вертелся. Когда время истекло, мы вскочили и ломанулись в сортир. Азамат рисковать не стал. Нянечка, встретившая нас в коридоре, с трудом нашла слова: "А... Э... Вы куда?!!" — "Покурить!" — "Да вы что?!!!!! Вам сутки двигаться нельзя..." — "Не двигаться, а вставать. И вообще, это все фигня! Да ладно, мы покурим только и опять ляжем".

К вечеру нас с Мишей обрадовали. У нас все в порядке, нас завтра выписывают. А для Азамата, которому предстояло валяться еще неделю, утешение было только одно. Сидеть мы уже и так не могли. Но тут начало сказываться наше пренебрежение к "перестраховке". Когда нам сообщили радостную новость, прыгать от счастья мы уже не могли. Спину ломило так, что мама не горюй. Процесс укладывания на стандартную панцирную койку представлял собой следующее. Подползаешь, с кряхтением выставляешь вперед плечо и со сдавленным воплем "БЛЯ!!!" валишься на бок. Потом уже с более выразительными комментариями принимаешь более удобную позу, постоянно останавливаясь и отдыхая, чтобы улеглась боль. И не дай бог жопой за станину зацепить...

Это был звездный час молодого неудачника. Он ржал весь вечер и все следующее утро. Грустно ему стало только когда мы вдвоем переоделись в цивильное, попрощались и уехали. Но думаю, вспоминал он нас еще долго.